Каталог статей из сборников научных конференций и научных журналов- Исследование семейных кризисов посредством психолингвистического эксперимента

С. В. Грибач

Государственный университет Высшая школа экономики,

г. Москва, Россия

Семья, семейный быт, система родственных отношений составляют первостепенный интерес для каждого человека, поскольку являются ближайшей сферой его существования, общения, переживаний. В последние годы можно наблюдать массовый интерес к семейной истории, активизацию генеалогических разысканий. Современная общественная ситуация породила потребность в научном осмыслении культуры семейных отношений. Тенденция к переоценке статуса семьи в условиях существующих идеологических и социальных изменений, заставляет обратиться к проблеме семейно-группового самосознания и анализу форм внутрисемейного воздействия. Для достижения этой цели анализируется эволюция обыденного сознания русских в терминах национально-культурного, синхронического и диахронического сравнения.

Историческая практика показывает, что устойчивость всякого социального образования зависит, прежде всего, от степени удовлетворения данным образованием основных, фундаментальных потребностей общества и индивида. А это означает, что семья делает это наиболее универсально. Именно универсальный характер согласования в семье всех социальных отношений, оптимально увязанных с биологической составляющей человеческого бытия, и порождает ее (семьи) историческую устойчивость, пережившую все социальные катаклизмы [6, с. 71]. Это дает нам право относить сущностные характеристики института семьи к глубоко залегающим пластам менталитета.

Если исходить из того, что семья возникла на достаточно ранних этапах развития человеческого общества, а это подтверждается документально, то нужно отталкиваться от архетипов-представлений организации семейной жизни, так как, как уже упоминалось ранее, именно семья, являясь наиболее архаичной малой социальной группой, способна консервировать и транслировать те самые «глубинные и архаичные слои психики», «систему ценностей», «установки», выступая не только в роли транслятора, но и в роли непосредственного источника.

Термины родства и свойства наряду с наименованиями явлений природы и простейшего бытового инструментария относятся к древнейшему первоначальному базисному слою лексики.

Семью, как явление общественной жизни, можно изучать путем социологических опросов, сбора и анализа этнографического и исторического материала, путем кросскультурного сравнения и многими другими способами. Психолингвистика способна добавить в общую копилку свой вклад, проводя исследования вербальных произведений, полученных путем применения различного рода экспериментальных методик. В нашем случае в качестве экспериментальной методики применяется ассоциативный эксперимент, который доказал свою состоятельность и является одним из старейших приемов экспериментальной психологии.

В настоящий момент исследования ассоциативных связей приобрело вид фокусировки внимания на минимальную структуру, где единицей ассоциативной связи выступает пара «стимул – реакция», которая исследуется на основе массовых ассоциативных экспериментов, получивших большое распространение в связи с развитием психолингвистики. Испытуемым предлагается ответить на слово-стимул первым пришедшим ему в голову словом-реакцией, ведь «… слово для человека есть такой же реальный условный раздражитель, как и все остальные…» [4, с. 428–429]. Собранные затем нормативные данные по свободным ассоциациям приходят на помощь при внутриязыковом и межъязыковом сопоставлении по целому ряду различных параметров. Устанавливая ассоциативные связи между словами,  можно определить особенности семантики слов, уточнить функционирование механизма порождения речевого высказывания и т. д. Каждое ассоциативное поле (АП), выявляемое на основе массового свободного ассоциативного эксперимента (АЭ), имеет свое ядро, периферийные участки различной степени удаленности и так называемый «хвост» низкочастотных реакций, включая и сугубо индивидуальные (иногда совершенно уникальные) реакции.

Для проведения эксперимента в первую очередь было отобрано 100 соответствующих заявленной теме стимулов. Тематическое поле «Семья» формировалось на основе уже существующего ассоциативного словаря, Русского ассоциативного словаря [2] для отбора ключевых стимулов. По возрастному признаку все 465 респондентов были разделены на две большие группы – в возрасте от 17 до 25 лет, а также от 40 и старше. Очевидно, что обе группы сформировали так называемый контингент «отцов и детей», что, вероятно, позволит нам в определенной степени проследить, существуют ли кардинальные отличия во взглядах двух поколений на базовые ценности общества. 

Среди испытуемых младшего поколения опрошены 131 женщина и 131 мужчина, в то время как в старшей возрастной группе соответственно 131 и 74.

Рассмотрим ассоциативные поля, транслирующие представления о семейных кризисах.

Под воздействием неблагоприятных факторов и тенденций семья, как любой сложный организм с развитыми структурно-системными связями, претерпевает в период своего существования различного рода кризисы, которые могут быть как успешно преодолены, так и привести ячейку общества к неизбежному распаду или нежелательной трансформации. Практические наблюдения дают право предположить, что кризисы могут носить обстоятельственный характер (развод, смерть одного из супругов и т. д.), а также периодический, т. е. подразумевающий регулярные кризисные ситуации, свойственные, за редким исключением, всем семьям (рождение детей, их взросление, взаимодействие с родственниками и т. д.).

Одним из наиболее серьезных кризисных моментов, с которым сталкивается практически любая семья, является угроза или факт развода со всеми вытекающими отсюда последствиями. Попробуем определить степень ощущения психологического дискомфорта опрашиваемых в реальной или воображаемой ситуации развода. Для достижения продуктивных результатов необходимо  сопоставить, как представители молодого и старшего поколения воспринимают кризисную атмосферу в семье и людей, вовлеченных в межличностный конфликт и последующий разрыв. В таблице, приведенной ниже, охвачены все группы и представлены их воззрения, даже скорее ощущения, касающиеся такого распространенного социального феномена в современном мире, как развод.

Ассоциаты, входящие в ассоциативное поле развод, были подвергнуты первичной выборке (были исключены ассоциаты нейтрального характера), последующая классификация производилась по принципу дистрибуции реакций, отмеченных эмоциональной нагрузкой. Анализ АП дал следующие результаты (в %):

 
Негативное, болезненное отношение к разводу (сожаление, ощущение потери)
Скорее, положительное отношение к разводу (свобода)
МС
51,4 %
13,5 %
ММ
60,8 %
7 %
ЖС
55 %
11,6 %
ЖМ
69,2 %
7 %

Среди реакций, передающих негативное восприятие феномена распада брачных уз, превалируют такие частотные как ссора, горе, скандал, трагедия, разрыв, распад, печаль, стресс, боль, слезы, крах, суд; с другой стороны – свобода, снять оковы, избавление, освобождение. Судя по семантическому содержанию реакций, отмеченных эмоциональной интенсивностью, разрыв супругов воспринимается как нечто непоправимое, настоящая трагедия, горе.

Считается, что женщины наиболее болезненно переживают развод: посттравматический синдром сопровождается у них, как правило, затяжной депрессией и резким падением самооценки. Существует распространенная точка зрения, что женщина может реализоваться как личность в семье в качестве супруги, матери и хранительницы семейного очага. Подтверждением тому служат множество экспериментальных исследований, которые обоснованно утверждают, что толкование мужчинами жизненного успеха лежит в области саморазвития и личных достижений, в то время как в сознании женщин семейная жизнь рассматривается в качестве платформы для реализации своих конечных амбиций [8]. Вероятно, именно это обусловило количественный перевес таких женских реакций на стимул развод, как вынужденный, неизбежный, неминуемый, неожиданный. Традиционно считается, что на женщине лежит ответственность за сохранение и крепость семейных уз, поэтому шаг к разводу для нее оказывается вынужденной мерой. Но, как известно, в 2\3 случаев инициатором развода выступает женщина. По утверждениям женщин, они почти в 2,5 раза чаще провоцируют ссоры, что обусловлено высоким уровнем их ожиданий в браке, и, соответственно, большей требовательностью к супругу [6]. Фрустрация, связанная с неспособностью сохранить брак, усиливается страхами женщин перед неизвестностью, следующей после развода, трудностями воспитания детей в одиночку. Решение суда о воспитании детей отцом выносится в нашей стране крайне редко. Очевидно, что разведенная женщина с детьми имеет гораздо меньше шансов на повторное замужество, но даже если появляется такая возможность, женщина, прежде всего, оценивает, сможет ли новый партнер стать равноценной заменой биологического отца ребенка. По цифровым показателям мужчины лишь немного отстают от женщин в своих оценках крушения брачных уз. Можно только предположить,  что страхи мужской половины респондентов, связанные с последствиями разрыва супружеских отношений, имеют под собой иную почву. Во-первых, им сложно осознать, что они лишены возможности тесного контакта с детьми, ведь среди разведенных женщин широко распространена практика запрета на общение детей и бывшего супруга; во-вторых, существенная часть материальных ценностей (квартира и пр.) по решению суда или взаимному согласию закономерно переходит к бывшей супруге и детям. В-третьих, забота о бытовых и повседневных проблемах ложится на его плечи малознакомым ему грузом. Таким образом, разведенный супруг лишается гораздо большего после развода, ему приходится начинать новую жизнь фактически с нулевой позиции, это неблагоприятным образом сказывается на его эмоциональном и психическом состоянии.

У испытуемых молодого поколения в обеих группах высокая доля (выше, чем у старшего поколения) негативных реакций в АП развод связан, по всей вероятности, с подсознательным страхом потерять после развода одного из родителей. Этот страх обусловлен высоким процентом разводов в современном обществе и частыми конфликтами между супругами, создающими предразводные ситуации, а также неустойчивость взаимоотношений между родителями.

Итак, можно сделать вывод, что все группы испытуемых явно неодобрительно оценивают исследуемый социальный феномен, но причины такого отношения следует искать, прежде всего, в несовпадающих ожиданиях от жизни в браке у мужчин и женщин, а также различном видении перспектив в послеразводный период их жизни. У молодых испытуемых страх перед разводом связан, как правило, с распадом отношений между родителями, что в дальнейшем меняет психологический климат в семье и болезненно сказывается на психике детей.

Трансформация структурных связей внутри семьи может быть следствием не только добровольного согласия обоих супругов, но и в результате физической потери одного из них, т. е. перехода в состояние вдовства. Проведем анализ АП вдовый и вдова, которые предположительно раскроют тенденции в данной разновидности семейного положения через вербализованные образы сознания. Для начала мы сделаем небольшой экскурс в историю и рассмотрим, как эволюционировала смысловая наполненность этого термина, каковы были общественные взаимоотношения с людьми, лишившимися супругов. Это позволит нам провести параллели с современным состоянием вдовства, как социального статуса человека.

Вдовство – состояние, оцениваемое когда-то в народной традиции как социально ущербное [5, c. 293].

У многих индоевропейских народов – и чем глубже во мрак веков, тем чаще – встречается обычай, в силу которого вдова либо должна погибнуть вместе с мужем, либо же не иметь права вторично вступить в брак, тогда как вдовцы были свободны от подобных ограничений. Но и в том, и в другом случае естественно допустить, что относительная бесправность вдов освящена обычаями праиндоевропейской старины. И действительно, в древнейших формах индоевропейского языка существуют обозначения только для вдовы (нем. Witwe, гот. widuwô, лат. vidua, древ.-инд. vidhava), но не для вдовца, специальный термин для которого отсутствует. Это указывает нам на то, что на культурном уровне индоевропейских пранародов женщина занимала настолько подчиненное положение, что ни обычай, ни чувство, ни закон не вызывали необходимости создания особенного термина для совершенно безразличного в бытовом смысле положения вдовца, между тем как быть вдовой являлось чем-то вроде правонарушения. Поэтому сам термин или название вдовец выработалось только лишь впоследствии [7, c. 40].

Срок запрета вступать в новый брак колеблется в разных местах от 40 дней до года, но для мужчины этот срок может быть короче или вообще не выдерживаться, особенно если на его иждивении находятся малые дети (вдовец – деткам не отец, а сам круглый сирота), для женщины он иногда растягивается на три года. Отношение к повторному замужеству изначально было резко отрицательным. В древней книге «Рязанская кормчая» принуждение вдовы к новому браку называлось великим грехом. В духовных стихах о вдовах им предрекаются вечные муки за повторное замужество. Как неполноценные члены общества они (вдовы) не могли выполнять ряд ритуальных функций (быть повитухами, участвовать в свадебных ритуалах). Вдовец практически повсеместно считается в славянских племенах незавидным женихом, обремененным многочисленным потомством [5, с. 293–295]. В словаре В. Даля народные паремии дают подтверждение печальной участи овдовевших: лучше погореть, чем овдоветь; не купи у попа лошади, не бери у вдовы дочери.

Проведенный анализ ассоциативных полей вдова и вдовый обозначил следующие воззрения на институт вдовства, в которых неизбежно учитывается гендерный фактор (не испытуемых, а самих стимулов), так как количественный состав содержательно сходных реакций существенно отличается в названных АП. Для оптимальной систематизации реакций, которая позволила бы представить нам наглядную картину, был выбран способ распределения реакций на две категории. Первая предназначена выстроить ассоциативный ряд, который охватывает семантическое  пространство, подразумевающее чувство жалости к овдовевшим, состояния одиночества, несчастья, горя. Для подсчета реакций был взят весь корпус реакций (465) без подразделения испытуемых по возрастному параметру и гендерному признаку. Выяснилось, что большим сочувствием, выраженным через языковое сознание реакциями (наиболее частотными) горе, одинокий (-ая), несчастье, печаль, потеря, одиночество, один (одна), грусть, слезы, бедная (-ый), пользуется женщина-вдова, нежели вдовый мужчина. Примечателен тот факт, что ассоциат горе в количественном отношении разительно отличается в обоих АП: на стимул вдовый испытуемые в общей сложности дают 5 реакций, в то время как на стимул вдова – 40. Остальные реакции  не отмечены подобной существенной диспропорцией. Указанное условное семантическое пространство (сочувствие, жалость, несчастье, одиночество) охватывает 115 реакций на стимул вдовый, что составляет 24,7 % от общего количества ответов респондентов, и 190 реакций на стимул вдова, в процентном отношении 40,8 %. Очевидно, что для женщин, как считают респонденты, смерть супруга оказывается большей психологической травмой, чем для мужчины, а следовательно, и сочувствия к ней больше, чем к мужчине. Объяснением этому факту могут служить ряд объективных причин, сформированных социально-экономическими факторами и условиями в современной России, а также закономерными процессами биологического характера. Большинство причин уже упоминалось в связи с анализом АП развод, к чему правомерно можно присовокупить следующие моменты, дающие более развернутое представление о причинах незавидной доли вдовствующих российских женщин:

1. Фактор высокого уровня смертности среди российских мужчин, объективно сокращающий шансы овдовевшей женщины на повторное замужество, о чем уже упоминалось выше.

2. Логичным образом из первого пункта вытекает следующий факт – возможность или невозможность вступить в повторный брак. Анализ реакций в этом отношении явно свидетельствует о его возможности в пользу, разумеется, овдовевших мужчин. Относительная немногочисленность данного блока реакций позволяет нам привести полный список ответов респондентов, непосредственным или косвенным образом подтверждающих более широкий спектр перспектив на повторный брак у мужского пола в отличие от женского. На стимул вдовый испытуемые дают следующие наиболее частотные реакции (в расчет не берутся единичные реакции): холостяк (7), бобыль (3), свободный (5), неженатый (4), счастливый (2), холостой (6), а также единичные реакции схожего семантического плана (11), итого общее количество реакций рассматриваемой семантической группы – 38. На стимул вдова реакции распределились следующим образом: радостная, новая жизнь, счастливая невеста, радость, снова замуж, холостая, свободная женщина, счастливая – все единичные реакции, свобода (3), итого – 10. Количественное диспропорциональное соотношение пресекает возможные возражения своей очевидностью. К тому же, если мы обратимся к исторической справке, то обнаружим, что традиционные социальные установки порицали повторное замужество, но относились весьма либерально к повторным бракам вдовцов. Косвенным образом такие установки сохранились и теперь в менталитете и языковом сознании русского народа.

3. Как правило, со смертью супруга вдова лишается существенного источника материального благополучия (если таковой имеется) для обеспечения семьи. Языковая память народа зафиксировала в паремиях аналогичные трудности, с которыми сталкивается овдовевшая женщина: на вдовий двор хоть щепку брось, и за то бог помилует; горох да репа в поле – вдова да девка в людях.

Наш список могут пополнить факторы, которые рассматривались в АП развод.

Таким образом, по ряду объективных причин овдовевшая женщина в России находится в менее выгодном положении, чем вдовый мужчина, о чем свидетельствуют даже языковые факты. И мужчины, и женщины дают сходный корпус реакций на стимулы вдова и вдовый. Диахроническое языковое сопоставление дает возможность утверждать, что ситуация в корне мало изменилась до настоящего времени. Изменилась лишь частично причинно-следственная вариативность.

Трансформация структуры семьи, некоторые разновидности которых мы рассмотрели выше, предполагает различные варианты решения в последующем существовании и функционировании малой социальной группы. Члены семьи либо продолжают поддерживать свою модифицированную структуру, либо пытаются заполнить ее недостающее звено. Речь в данном случае идет о включении в семью небиологических (не считая родство по свойству) родственников (мачеха, отчим, сводный брат/сестра и др.).

Наиболее частый случай принятия родственников не по свойству происходит в результате повторного брака, в котором ребенок (дети) приобретает мачеху или отчима. Поэтому видится целесообразным в первую очередь подвергнуть анализу АП мачеха и отчим. Также имеет смысл провести сопоставительный анализ этих двух полей на предмет обнаружения количественной корреляции реакций, несущих негативную или положительную эмоциональную нагрузку.

Реакции с негативной окраской на стимул мачеха распределились в четырех категориях испытуемых следующим образом:

МС – злая 10, ведьма 2, плохо 2, стерва 2, общее число единичных реакций аналогичного семантического плана 12;

ММ – злая 16, плохая 4, зло 2, злость 2, общее число единичных реакций аналогичного семантического плана 14;

ЖС – злая 34, злодейка 4, злость 2, плохо 2, тяжело 2, общее число единичных реакций аналогичного семантического плана 19;

ЖМ – злая 44, зло 4, стерва 4, злюка 2, общее число единичных реакций аналогичного семантического плана 13;

В таблице, приведенной ниже, наглядно демонстрируется распределение части реакций среди четырех категорий по отношению к общему корпусу реакций. Остальные реакции носят нейтральный характер и, при необходимости, будут рассмотрены в ином контекстном окружении.

 
ЖС
ЖМ
МС
ММ
Реакции с положительной оценкой

 Стимул  МАЧЕХА
9,9 %
6,9 %
2,7 %
1,5 %
Реакции с отрицательной оценкой

Стимул  МАЧЕХА
48,1 %
51,1 %
37,8 %
31,3 %
Реакции с положительной оценкой

 Стимул ОТЧИМ
12,2 %
3,8 %
5,4 %
4,6 %
Реакции с отрицательной оценкой

Стимул ОТЧИМ
25,2 %
27,5 %
20,3 %
22,1 %
 

Несложно заметить, что женщины, особенно младшего поколения, демонстрируют меньшую степень толерантности по отношению к людям, пришедшим на замену родителям. Этот факт можно объяснить следующими вполне объективными факторами. Во-первых, как известно, ранними представлениями отношений Я и значимого другого является прообраз отношений «мать-дитя». При этом под представлением мы понимаем сложный, более или менее структурированный комплекс чувственных и аффективно перегруженных отношений. Это касается всех категорий испытуемых, независимо от гендерной принадлежности. Нарушенная аффективная связь в межличностных отношениях «мать-дитя» сложнее поддается восстановлению путем субституции одного из элементов модели. Во-вторых, у девочек зависимость от родителей сильнее проявляется именно в общении с матерью. Общение же с отцом скорее, имеет значение для них как сохранение чувства психологического благополучия [3, с. 135–143]. В качестве дополнительного подтверждения было проанализировано АП мать на предмет сравнения количества реакций дочь и сын, которые дали все испытуемые на этот стимул. Из всего корпуса реакций дочь упоминается 12 раз (2,6 %), сын всего 2 раза (0,4 %), р=0,0059, разница оказывается весьма ощутимой. Влияние гендерного фактора в данном случае очевидно, равно как и более тесная аффективная связь матери и дочери. В-третьих, как уже прежде отмечалось, женщины ожидают больше от брака, поэтому в случае повторного брака чаще демонстрируют желание установить свои порядки в новой семье. Такой подход провоцирует ответную реакцию сопротивления со стороны детей, особенно девочек.

В заключение анализа АП мачеха и отчим видится необходимым добавить, что на стимул мачеха была дана реакция мать в 14,2 % случаев (66), отчим – отец в 20,4 % (95). Скорее всего, этот факт целесообразно рассматривать как антонимическую реакцию.

Итак, становится очевидным, что стимул мачеха вызывает большее эмоционально-психологическое отторжение. По всей вероятности, испытуемые непроизвольно представили себя в роли человека, приобретшего мачеху или отчима, что и спровоцировало большое количество отрицательно заряженных реакций. Так как ребенок находится в сильной психологической зависимости от матери, соответственно, мачеха, как субститут матери, наделяется большим количеством ассоциатов, несущих неодобрительную коннотацию. Особенно это проявляется в женских реакциях. К тому же свою немаловажную роль в установках сознания играют стереотипы о злой мачехе (об этом можно судить по русским народным сказкам). В свою очередь отчим воспринимается, скорее, просто чужим человеком.

Итак, в данной статье рассмотренные нами ассоциативные поля дают представление о восприятии семейных кризисов российскими информантами. Мы можем наблюдать некоторые гендерные различия, но они не являются кардинальными.

Библиографический список

1.    Балясникова О. В. «Свой – чужой» в ЯС носителей русской и английской культур: автореф. дисс. …канд. филол. наук. – М., ИЯ РАН. 2003. – 22с.

2.    Караулов Ю. Н., Сорокин Ю. А., Тарасов Е. Ф., Уфимцева Н. В., Черкасова Г. А. Русский ассоциативный словарь. – М.: Помовский и партнеры, 1994. – 224 с.

3.    Макушина О. П. Причины зависимости от родителей в подростковом возрасте // Вопросы психологии. – 2002. – № 5. – С. 135–143.

4.    Павлов И. П. Полное собрание сочинений.  В 4 т. – Т. 4. – Москва – Ленинград, 1951.

5.    Славянские древности: Этнолингвистический словарь. В 5 тт. – Т. 1. – М.: Институт славяноведения и балканистики РАН. – 1995. – 220 с.

6.    Тараданов А. А. Семейное благополучие: от теории к практике. – Челябинск: Челяб. гос. ун-т, 2002. – 153 с.

7.    Шрадер О. Индоевропейцы / пер. с нем. – СПб.: Сойкин, 1913. – 212 с.

Meaning of Basic Values for Women and Men: a cross-cultural analysis/ N. Struch, Sh. H. Schwarz, W. Kloot. / Personality and Social Psychological Bulletin. – Vol. 28. #1. January. – 2002. – Pp. 16–28.