Каталог статей из сборников научных конференций и научных журналов- Наградная политика как канал социальной мобильности предпринимательства России в период буржуазной модернизации (на материалах среднего Поволжья)

С. В. Кольчугина

Пензенская государственная технологическая академия,

г. Пенза, Россия

Предпринимательская деятельность в России не сразу получила общественное признание (многие исследователи убеждены, что это не произошло и до сих пор). Впервые этот вопрос обозначился в России особенно остро в период интенсивного развития буржуазных отношений (вторая половина XIX – начало ХХ вв.). Поскольку в Российской империи главные рычаги государственного управления находились в руках первого «благородного» сословия, в правящих кругах господствовала чиновно-бюрократическая психология и дворянская спесь, мешавшие власть имущим признать капиталиста равным себе по социальному статусу. При этом отношения «аристократии капитала» и «аристократии крови» отличалось взаимной неприязнью. Об этом, в частности, свидетельствуют мемуары представителя известной пензенской купеческой семьи А. П. Кузнецова: «… на купечество власти смотрели чуть снисходительнее, чем на крепостное  сословие; начальство презирало и смотрело слишком вниз на купцов…» [9, с. 158]. Такие настроения и взгляды приводили к неоднократным попыткам законодательно закрыть дворянский мир от проникновения в него новых элементов.

С другой стороны, правящие круги сознавали необходимость стимулирования дельцов, добившихся успехов в области торгово-промышленной деятельности. За весомый вклад в развитие отечественного предпринимательства купцы могли быть награждаемы орденами, чинами и титулами. Они не только повышали общественную значимость и респектабельность отдельного предпринимателя, но и позволяли выйти за пределы сословно-социальной обособленности.

К концу XIX в. в России  существовало 27 жалуемых наград: 15 – орденами и 12 – чинами. Особый интерес для дельцов имели не награды вообще, а именно высшие: чиновные не ниже 4-го класса  (чин, дававший право на общий гражданский титул «превосходительство») и орденские. Все ордена 1‑й степени и Владимира  4-й (с 1900 г. – 3-й) также предоставляли возможность получить потомственное дворянство.

В результате к середине 1880-х гг. многие купцы имели уже не по одному, а по 3–6 орденов, полученных за заслуги в деле развития промышленности и торговли. Среди награжденных появились даже купцы второй гильдии. Этот процесс особенно усилился в 80-е гг. XIX в., и правительство попыталось ослабить данную тенденцию. В 1892 г. был принят закон, запрещавший награждать купцов, мещан и других лиц, не состоящих на государственной службе, чинами [12, с. 292]. Таким образом, как отмечал Л. Е. Шепелев, «существовала поразительная ситуация, когда дворянство можно было выслужить рутинной канцелярской службой в государственных учреждениях, но нельзя было приобрести его, руководя сложным промышленным производством или владея им» [15, с. 5].

К счастью, само понятие «государственная служба» законодательно трактовалось очень широко. «Табель о рангах» открывала здесь широкие возможности. Например, исполнение обязанностей почетных мировых судей считалось службой по Министерству юстиции, попечителей и устроителей училищ – по Министерству народного просвещения либо по Министерству торговли и промышленности, деятельность на поприще городских управ – по Министерству внутренних дел. Многие предприниматели  участвовали в работе различных сословно-представительных, государственных и благотворительных организаций (в их числе купеческие общества, комитеты торговли и мануфактур, биржевые комитеты и пр.) [2, с. 65–66]. 

Некоторые предприниматели не преминули воспользоваться подобной возможностью. Так, купец А. С. Казеев, владелец суконной фабрики в селе Большая Лука Керенского уезда Пензенской губернии, несколько трехлетий состоял земским гласным и имел награды как почетный мировой судья и попечитель церковно-приходской школы, которая содержалась за его счет [10, с. 389–390].

Симбирский купец Н. Я. Шатров, добившись значительного коммерческого успеха, также отличался честолюбием и социальной амбициозностью: «…завидую я дворянам и чиновникам – сколько у них орденов и  медалей, а нас, купцов, здесь обходят…». Его интересы не ограничивались только коммерцией, он занимался и общественной деятельностью: постоянно избирался гласным городской думы, директором губернского тюремного комитета, был попечителем симбирской чувашской школы, церковным старостой кафедрального собора [11, с. 83, 84, 97, 102, 108, 213, 216]. Наконец, Н. Я. Шатров получил известность как меценат и благотворитель. Так, он пожертвовал симбирской чувашской школе трехэтажный каменный дом и более 100 тыс. руб., коммерческому училищу – двухэтажный дом с подвалом и надворными постройками, торговой школе – 30 тыс. руб.; учредил фонд в поддержку обедневших купцов и мещан [1, с. 65–69; 5, с. 111; 7, л. 3–3 об.].

Общественно-полезная и профессиональная деятельность Н. Я. Шатрова не осталась без внимания правительства. Его заслуги были отмечены золотой медалью для ношения на шее на Станиславской ленте, орденом Святого Станислава 2-й степени, орденом Святой Анны 2-й степени, орденом Святого Владимира 4-й степени, а в 1912 г. предприниматель получил чин действительного статского советника. Таким образом, «происходя из небогатой мещанской семьи, Н. Я. Шатров достиг высшего положения, какое возможно достигнуть лицу непривилегированного сословия» [7, л. 8–8 об.; 13, с. 11].

Подобные акции не были единичными. Золотой медалью для ношения на шее на Станиславской ленте за усердие по «фабрично- промышленному предприятию» в 1900 г. была отмечена деятельность владельца спичечных фабрик в Нижне-Ломовском уезде Пензенской губернии Ф. С. Камендровского [6, с. 11].

Однако здесь уместно привести и другой пример. Так, в марте 1908 г. пензенский купец Х. А. Пинес, занимавшийся подрядом по развозке казенного вина, писал в пензенское купеческое общество: «…я признаюсь членом купеческого общества в тех случаях, когда дело касается денежного обложения, но, по-видимому, не признаюсь таковым по вопросам о решении наших корпоративных нужд, ибо ни на одно из заседаний Пензенского купеческого общества пригласительных повесток не получал». Ответ губернского правления свидетельствовал о наличии в государственной политике по отношению к еврейскому купечеству определенной дискриминации: «на основании 805 статьи Закона изд. 1899 г. евреи к участию в городских обществах не допускаются …, евреи-купцы участвовать в купеческих собраниях не имеют права» [14, с. 61]. Таким образом, для части купечества указанный способ изменить свой социальный статус был недоступен.

И все же к началу XX в. уже не было редкостью, что старинные семьи торговцев и промышленников покидали ряды купечества и переходили в дворянство. Но, как отмечал А. Н. Боханов, «крупному финансовому дельцу, не имевшему хорошей генеалогии, легче было заработать очередной миллион или учредить компанию, чем получить приглашение в аристократический особняк с родовым гербом на фасаде» [2, с. 64]. Представитель известной купеческой фамилии Н. П. Вишняков писал: «Встретить дворянина или дворянку в купеческой среде было такою же редкостью, как купца или купчиху в дворянской» [3, с. 19].

Данная ситуация, несомненно, была весьма распространенным явлением, но наиболее резко подобные настроения обнаруживались в крупных, развитых городах. В провинции отношения между купечеством и дворянством складывались ровнее и мягче. Из воспоминаний представителя пензенской купеческой династии В. Быстренина: «Помещица Данилова – гордая, славившаяся на всю округу властным своенравным характером старуха, удостаивала нередко коробейника особой чести – приглашала его с собой пить чай», а впоследствии устроила его брак с любимой воспитанницей [4, с. 33–34]. Существуют и другие свидетельства подобных настроений [8]. Данное отношение можно объяснить ограниченностью круга общения местной знати, а также незначительным количеством по-настоящему родовитых дворянских фамилий.

Библиографический список

    1.         Аржанцев Б. Дворец мецената // Памятники Отечества. – 1998. – № 7–8. – С. 65–69.

    2.         Боханов А. Н. Дореволюционная буржуазия: парадоксы российского предпринимательства // Российская провинция. – 1995. –  №2. – 61–70.

    3.         Бурышкин П. А. Москва купеческая. – М.: Высшая школа, 1991. – 350 с.

    4.         Быстренин В. «Уходящее» // Голос минувшего. – 1922. – №1. – С. 31–50.

    5.         Глаголев А. Экономическая философия великих русских меценатов конца XIX – начала XX вв. // Вопросы экономики. – 1994. –  №7. – С. 109–122.

    6.         Государственный архив Пензенской области (ГАПО). – Ф. 6. – Оп. 2. – Д. 206.

    7.         Государственный архив Ульяновской области (ГАУО). – Ф. 143. – Оп. 1. – Д. 354.

    8.         Жемчужников Л. М. Мои воспоминания из прошлого. – Л.: Искусство, Ленинградское отделение, 1971. – 446 с.

    9.         Кузнецов А. П. Моя родословная. Неоконченные воспоминания // Земство. – 1995. – № 3. – С. 67–164.

 10.         1000 лет русского  предпринимательства: Из истории купеческих родов. – М.: Современник, 1995. – 479 с.

 11.         Памятная книжка и адрес-календарь Симбирской губернии на 1904 г. – Симбирск: Губернская типография, 1903. – 394 с.

 12.         Полное собрание законов Российской империи  (ПСЗ). Собр. третье. – Т. XII. № 8845. Устав о службе гражданской // Свод законов Российской империи. Т. III. – СПб., 1896.

 13.         Точеный Д., Точеная Н. Симбирский благодетель // Былое. – 1998. – № 4–6. –  С. 11.

 14.         Тюстин А. В. Пензенское купечество как социальный слой: вопросы истории формирования // Земство. – 1994. – № 3. – С. 52–62.

Шепелев Л. Е. Титулы, мундиры, ордена // Былое. – 1993. –  № 2. – С. 5.