Каталог статей из сборников научных конференций и научных журналов- Модель коммуникативного действия в социально-философской концепции Ю. Хабермаса

Д. Г. Кукарников

Воронежский государственный университет,

г. Воронеж, Россия

Исходной категорией социально-философской концепции Ю. Хабермаса является «жизненный мир». Это нетематизированный горизонт значений, который составляет основание жизненного опыта индивида. Внешние воздействия соотносятся с этим основанием, сравниваются по отношению к нему. Этот горизонт значений состоит из предшествующего запаса знаний, сосредоточенного в культуре и, прежде всего в языке.

Цель теории коммуникативного действия – описание развёртывания «жизненного мира» в эволюционной перспективе. Социальная эволюция, согласно Ю. Хабермасу, состоит в развитии когнитивных способностей человека. В этой связи он проводит сравнительный анализ мифического и современного способов понимания мира («закрытый» и «открытый» взгляды на мир), подчёркивая, что различие между ними основано на фундаментальном различии понятийных систем, в которых они интерпретируют мир. Отталкиваясь от работ К. Леви-Стросса и Ш. Годелье, Ю. Хабермас характеризует мифический способ понимания мира как неразрывное единство, в котором каждый пункт опыта метафорически ассоциируется с любым другим пунктом посредством бинарных отношений сходства и различия. Ассоциативная природа мифического понимания мира диаметрально противоположна аналитическому разделению объективного, субъективного и социального миров, основополагающему для современного разума.

Современное понимание мира является более рациональным; Ю. Хабермас доказывает возросшую рациональность современного миропонимания и логическое превосходство познавательного потенциала современного человека над мифическим и религиозно-метафизическим способами познания. Вместе с тем рациональное действие не рассматривается Ю. Хабермасом как исключительно инструментальное, как в философии прагматизма: рациональность, описываемая прагматизмом – лишь частный случай, основанный на предположении, что действие как бы происходит в «вакууме». Но индивиды действуют не в «пустоте», они являются социальными агентами, принимающими в расчёт действия других людей. Их действия настолько рациональны, насколько они способны разрешить потенциальные конфликты посредством аргументации. По мнению Ю. Хабермаса, необходимо избежать ложного отождествления целеполагания и рациональности. Для него рациональным является всякое действие, относительно которого его участник может выдвинуть рационально оправданные суждения. Действие может быть целенаправленным и обладать очень высоким адаптивным потенциалом, но оно не будет рациональным до тех пор, пока оно не будет осознано в рамках суждений о целях и средствах этого действия, основанных на верифицируемых причинно-следственных связях. Иначе говоря, действительно рациональное действие управляется знанием, но само знание есть лингвистический феномен, поскольку «предчувствуемое единодушие опыта… предполагает сообщество других, считающих, что они наблюдают тот же мир… мотивированных говорить «правдиво» о своём опыте и говорящих в соответствии с признаваемыми и разделяемыми схемами выражения» [1, р. 627–628]. 

В аргументации, выдвигаемой индивидом для обоснования рациональности своего действия, Ю. Хабермас выделяет три уровня: логический, риторический и диалектический. На логическом уровне аргумент должен соответствовать требованию внутренней и внешней консистентности значений понятий, употребляемых говорящими. Как риторический процесс аргументация должна удовлетворять условиям процедурной справедливости. Эталонным случаем риторического процесса для Ю. Хабермаса выступает «идеальная речевая ситуация» – ситуация, когда рационально мотивированные попытки достижения соглашения защищены от внутреннего и внешнего подавления и каждый субъект имеет одинаковую возможность изложить свои доводы и возражения. В качестве диалектической процедуры аргументация может быть охарактеризована как «особая форма взаимодействия, при которой требования валидности могут гипотетически критиковаться как независимые от воздействия повседневного опыта» [4, P. 65]. Таким образом, рациональность выступает как средство оправдания действия. Действие рационально настолько, насколько оно может быть оправдано на всех трёх уровнях аргументации.

Социальная эволюция как развитие познавательных способностей человека в его отношении к миру проходит пять стадий: мифопоэтическая, космологическая, религиозная, метафизическая и современная. Каждая последующая стадия характеризуется большей способностью к различению, формируя соответствующие структуры для воспроизведения этого различения. Каждая стадия более рациональна, чем предыдущие: каждая новая стадия социальной эволюции даёт новые средства для решения социальных проблем, включая и возможность объяснения того, почему эти средства лучше, чем предыдущие. Ю. Хабермас полагает, что подобная модель эволюции не является просто абстрактной схемой, а предлагает «структурно-референтные точки социальной критики, объясняющие, почему современные общества не способны разрешить своих экономических и административных проблем» [2, р. 139].

Эволюция «жизненного мира» приводит к тому, что изначально неразрывное единство опыта дифференцируется, в нём постепенно выделяются структуры, управляющие отнесением опыта к трём относительно независимым сферам: объективному, социальному и субъективному мирам. Люди относят себя одновременно ко всем трём мирам. Отсюда, каждое действие на самом деле обладает комплексным характером. Оно есть система референций, состоящая из объективных фактов, социальных норм и личностного опыта. Каждая ситуация действия является «срезом» всеобщей возможности «предпонимания», становясь релевантной непосредственным интересам участников. Действие управляется знанием; но это знание может быть различным. Научное знание не является ни единственно возможным, ни единственно правильным или рациональным. Опыт участников социального взаимодействия состоит из практического know-how, а не из научного знания. Последнее возникает на определённом этапе эволюции «жизненного мира» из практического знания, преобразуя опыт в последовательную информацию, пригодную для межличностной и межгенерационной трансляции.

Концепция эволюции «жизненного мира» Ю. Хабермаса, устанавливающая связь между знанием и действием на метатеоретическом уровне, привела его к созданию собственной теории социального действия. В современных условиях, по его мнению, можно выделить четыре идеальных типа социального действия (понятие «идеальный тип» наряду с самой типологией социального действия заимствованы у  М. Вебера).

1. Стратегическое действие – это действие, управляемое эгоистическими целями, при достижении которых принимается во внимание влияние поведения хотя бы одного иного индивида. Оно рационально в той мере, в какой субъект действия выбирает наиболее эффективное средство получения желаемого. Ю. Хабермас связывает данный тип социального действия с концепцией телеологического действия, которая находилась в центре философской теории начиная с Аристотеля. Онтологически и телеологическое действие, и стратегическое действие предполагают наличие одного мира – объективного. Исходя из этой модели рациональности, участники стратегического действия относятся к другим действующим лицам, как к объективированным средствам или препятствиям на пути к цели. Центральной задачей является выбор оптимальной модели действия из имеющихся альтернативных возможностей с целью достижения максимального результата; этот выбор основан на той или иной интерпретации ситуации. Данная концепция оказалась востребованной в экономических, социологических и социально-психологических теориях выбора (авторы, представляющие неоклассическое направление), а также в теории стратегических игр (О. Моргенштерн, ван Нейман).

2. Нормативное действие – это социальное действие, целью участников которого является достижение взаимовыгодных экспектаций, осуществляемое посредством подчинения своего поведения разделяемым ценностям и нормам. «Нормативно регулируемое действие как концепт онтологически предполагает наличие двух миров – объективного и социального» [4, р. 89]. Преследование эгоистических целей преодолевается социальными обязанностями или канонами. Участники нормативного действия должны рассчитывать объективные последствия личностных действий в плане их соответствия нормативным установкам. Нормативное действие рационально настолько, насколько оно соответствует социально принятым стандартам поведения. Эталон данного типа социального действия – такая социальная ситуация, в которой наличные стандарты поведения развивают общие интересы у участвующих. Нормативное действие, по мнению Ю. Хабермаса, парадигмально связано с работами Э. Дюркгейма и Т. Парсонса.

3. Драматургическое действие. Целью этого типа действия является «представление самого себя» (не случайно, говоря о драматургическом действии, Ю. Хабермас неоднократно апеллирует к работам Э. Гофмана [5, С. 82–83]) или создание публичного имиджа. Его выделение служит для демонстрации того, что даже самое простое социальное действие всегда окрашено индивидуальностью его субъекта. Данный элемент социального действия имплицитно аналогичен стратегическому типу, от которого он отличается лишь целевой направленностью. Рациональность и того и другого типа одинакова по форме, но различна по критерию оценивания: эффективность стратегического действия оценивается количеством затрат; эффективность драматургического действия определяется его искренностью: роли, исполняемые актёрами, должны соответствовать их действительным чертам характера; выражаемые им намерения должны быть аутентичными. Ю. Хабермас полагает корректным говорить о существовании двух миров – внутреннего и внешнего – наличие которых предполагает драматургическое действие. Драматургическая модель действия используется в феноменологически ориентированных описаниях взаимодействия; однако было бы преждевременным говорить о ней как о теоретически оформившемся подходе.

4. Коммуникативное действие. Целью данного типа социального действия является свободное соглашение участников для достижения совместных результатов в определённой ситуации. Отношения участников предыдущих типов действия могут включать в себя  координацию их усилий, однако сама координация не является выраженной целью. Лица, действующие стратегически, могут заставлять других способствовать достижению их цели, используя силу, власть, деньги и другие манипуляции. Нормативное и драматургическое действия отличаются от стратегического тем, что предполагают наличие некоторого молчаливого соглашения (к примеру, посредством языка) для координации действий, не выражая намерений достичь согласия относительно проблемных вопросов. (Именно поэтому Ю. Хабермас иногда рассматривает нормативное и драматургическое действия как подтипы коммуникативного действия). Коммуникативное действие включает в себя эксплицитно выраженное усилие, направленное на достижение взаимопонимания относительно всех критериев рациональности, выдвигаемых мирами референции, и, следовательно, противостоит остальным, более ограниченным и менее рефлексивным типам действия. Поскольку «стабильность и согласие являются исключением в ежедневной практике, коммуникативное действие остаётся перманентной  возможностью» [4, P. 151]. 

Методологический аспект теории коммуникативного действия разрабатывался Ю. Хабермасом в книге «Знание и Интересы» (1968), считающейся одной из наиболее сложных философских работ ХХ века, в публичных дискуссиях с Г-.Г. Гадамером и Н. Луманом. И Ю. Хабермас, и представители системного подхода в социологии (от Т. Парсонса до Н. Лумана), и герменевтическая философия различают два понятия – «система» и «жизненный мир»; однако понимание диалектики взаимоотношений этих категорий для каждого из обозначенных подходов кардинально отличается. В традиции системного подхода описание социальной действительности с позиции «внешнего наблюдателя», который концептуализирует социальное поведение в понятиях «непреднамеренных последствий» и акцентирует адаптационный аспект взаимоотношений «системы» и «жизненного мира». Герменевтический подход отталкивается от «агента» социального действия, вовлечённого в коммуникативную систему общепринятых значений и норм; именно поэтому субъект действия наделяется имманентным стремлением к достижению консенсуса. Для Ю. Хабермаса же и «система», и «жизненный мир» выступают как две логически и аналитически отличные функции действия, которые взаимопересекаются в социальной действительности; это – две перспективы рассмотрения социальных феноменов [5, с. 197].

Ю. Хабермас критикует герменевтическую интерпретацию за её односторонность, которая проявляется в неспособности охватить социальное действие в целом, отталкиваясь от онтологического приоритета лингвистической традиции. Она, по его мнению, сводит всю социальную действительность к миру интерсубъективно заданных и символически передаваемых значений. Языковая и культурная традиция при таком подходе оказывается абсолютной и самодостаточной, она становится «идеологией», скрывающей структуры доминирования и легитимированного принуждения. Но мир значений является лишь частью социальной действительности, которая формируется не только под влиянием символического опосредования, но и под принуждением объективных (процедуры технического господства)  и субъективных структур (репрессивный характер отношений социальной власти). «Метаинститут языка как традиции, разумеется, зависит, в свою очередь, от социальных процессов, которые не сводятся к нормативным отношениям. Язык также является средством доминирования и социальной власти; он служит для легитимации отношений организованной силы. До тех пор, пока отношения власти проявляют себя в легитимации, язык также является идеологическим» [3, р. 125]. Преодоление герменевтической односторонности Ю. Хабермас видит на пути рациональной критики, рассматривающей социальную действительность в рамках труда, языка и доминирования, что необходимо требует развития теоретического и эмпирического объяснения этих сфер. Лишь отталкиваясь от такого подхода, можно избежать, с одной стороны, движения в направлении натуралистического бихевиоризма, а с другой – абсолютизации культурно-языковой традиции и подмены социальной реальности «лингвистическими играми».

Библиографический список

1.    Comstock Donald  E. A Method for Critical Research / Donald  E. Comstock // Readings in the Philosophy of Social Science. – Cambridge: (Mass): The MIT Press, 2000.

2.    Habermas J. Communication and Evolution of Society / J. Habermas. – Boston: Beacon Press, 1979.

3.    Habermas J. Summation and Response / J. Habermas // Continuum. – 1970. – Vol. 8. – № 1–2.

4.    Habermas J. The Theory of Communicative Action. Vol. I / J. Habermas. – Boston: Beacon Press, 1984.

Кукарников Д. Г. Теория общества в ХХ веке: от Парсонса до Гидденса. – Воронеж: изд-во Воронежского госуниверситета, 2006.