Б. А. Дорошин, кандидат исторических наук, доцент,
Пензенский государственный технологический университет,
г. Пенза, Россия
Обращение к мифологии в контексте проблемы экологического сознания обусловлено трансформациями, охватившими в конце XX в. социокультурное пространство и теоретический дискурс, способы концептуализации и осуществления социогуманитарной рефлексии во многих обществах детерминированный распадом устоявшейся идеологии и системы ценностей. Кризис в духовно-нравственной сфере заключается, наряду с прочим, в утрате привычных убеждений широкими слоями населения, и обусловливает активные искания мировоззренческих идей, способных нести функцию ясных жизненных ориентиров. В данных обстоятельствах увеличивается сфера возможностей приложения иррациональных способов освоения действительности.
Одним из существеннейших проявлений этого оказывается реактуализация мифа в качестве приемлемого для многих средства компенсации недостатка достоверного и положительного знания, а также сравнительно эффективного инструмента их ориентирования в социуме [12, с. 28]. Его эффективность, а также издержки функционирования в этом качестве сопряжены с тем, что, по определению С. Е. Ковалевой, «миф есть повествование, основанное на реальных событиях, либо визуального, либо эзотерического восприятия» [10, с. 106], и с тем, что, по замечанию М. А. Антипова, в позднейшее время «логос, породивший технику … соединился … со своей противоположностью – мифом» [3, с. 9].
В силу того, что миф в условиях модернизации, а во многих обществах – и начавшейся постмодернизации довольно часто проявляется только фрагментарно, оказываются востребованными реконструкция его исходного содержания, исследование различных этапов трансформации первоначальной модели, разрешение проблемы инварианта мифологического мышления [12, с. 28].
В контексте же протекающих примерно с середины XX в. глобальных социокультурных изменений парадигмального характера особенно важной можно полагать ту значимую особенность мифологического сознания, которая в противоположность установке современного человека на аналитическое рассмотрение различных феноменов универсума, т. е. на его разделение, заключается не только в осознании целостности мироздания, но и глубокой интегрированности в его жизнь самого человека [12, с. 34]. Эта интегративность вполне соответствует оформившейся в новейшее время философско-научной концепции антропокосмизма,являющего собой альтернативу выражающему противоположное – аналитическое отношение к миру и утвердившемуся в новое время антропоцентризму.
Изначально присущие мифологическому мировоззреннию черты мировоззрения антропокосмического прослеживаются в
– Его синкретичности как древнейшей формы познания мира, космоса, общества и человека;
– свойственной ему интерпретации природной и общественной среды, сущности человека и передачи их единства через различные символические системы;
– отсутствии в большинстве мифологических систем выделения себя человеком и социумом из окружающего мира;
– представлении космоса, природы, общество и человека как различных проявлений одного и того же божественного закона, транслируемого посредством символической или символико-мифологической систем [13, с. 17].
Антропокосмический по своей сути характер мифологии и религии в контексте проблематики взаимодействия человека и окружающей среды показал в рамках представляемого им космистского направления в их социально-философском осмыслении Г. Н. Алмаев. Согласно его концепции, исходная экологичность религиозно-мифологического сознания /вместе с мифом/ как основополагающей формы человеческой культуры изначально проявлялась как специфическая оценнка человеко-мирных отношений, что получило фиксацию в особых религиозных представлениях и категориях, которые по своему происхождению связаны с понятием «religare», означающим буквально «связь-отношение» [1].
Особенности и значение проявлений такой «связи-отношения» природнокосмического и антропосоциального в индивидуальной и коллективной психике людей выявляются в работах, авторы которых разрабатывают проблематику экологических аспектов бессознательного. Специфическое направление в обширном конгломерате междисциплинарных подходов к изучению отношений человека с природным универсумом представляет собой концепция экологического бессознательного. Её основания были заложены в рамках экопсихологии американского мыслителя Т. Роззака, разрабатывавшейся им в общем русле глубинной экологии, основными постулатами которой являются идеи об экологическом бессознательном как ядре духовной жизни; содержание которого образуют «записи» эволюции всего живого, а «подавление экологического бессознательного является самой глубинной причиной общего безумия в индустриальном обществе; открытый доступ к экологическому бессознательному — дорога к здравомыслию» [цит. по: 7, с. 53].
В России теоретической разработке проблематики экологического бессознательного посвятила своё диссертационное исследование по социальной-философии А. Х. Гимазетдинова. В нём получила развитие аргументация специфической роли экологического сознания как всеобщего и универсального аспекта общественного сознания и определено его значение как общей характеристики актуального состояния общественного сознания. Исследовательница установила, что феномен экологического сознания содержит не только сочетание индивидуального и общечеловеческого на осознаваемом уровне духовной жизни людей, но и несёт в себе специфическое отражение её бессознательного уровня. Обосновав правомерность выделения экологического архетипа в качестве особой структурной единицы коллективного бессознательного, А. Х. Гимазетдинова рассмотрела конкретизирующие и дополняющие соответствующую концепцию К.-Г. Юнга экологические мотивы мифологических и религиозных сюжетов. Уделив внимание амбивалентному проявлению данного архетипа в период глобальной кризисной ситуации в западном и восточном типах мышления, она раскрыла проявления амбивалентности экологического архетипа в экологическом оптимизме как форме экологического движения, стремящейся придать экологической проблеме большую осознанность, и в экологическом пессимизме как форме, ориентированной на возвращение ситуации, когда экологическая проблематика занимала нишу в структуре бессознательного. Не ограничившись выделением основных экологических тенденции мировых религий, она выявила и экологизирующую роль религиозного сознания в рамках современной духовно-гуманитарной парадигмы сознания [5, с. 9–10]
Характерные для функционирования архаических пластов экологического бессознательного идентификация человека с природой и перенос его отдельных атрибутов на составляющие естественной среды отражены в работе М. А. Антипова. Выявив некоторые составляющие экологического бессознательного в язычестве древних славян, данный автор подчеркнул как его наиболее значимое свойство установку на антропокосмическое единство с природным миром. Кроме того, им было уделено внимание проблеме вытеснения как механизму формирования экологического бессознательного, которое, в свою очередь, было соотнесено им как с коллективным бессознательным К.-Г. Юнга, так и с социальным бессознательным Э. Фромма [2, с. 96–97].
Особый вектор воздействия имеющих самое непосредственное отношение к мифологии бессознательных структур на духовные устремления молодёжи в постсоветской России обозначил в своём диссертационном исследовании С. Н. Волков. Он указал на архетипичные моменты, имеющие корни в языческом прошлом, а также на природную психофизиологическую доминанту, обусловливающую потребность чувствовать себя частью Космоса (по сути, являющуюся почвой для зарождения антропокосмических воззрений – Б. Д.), как на факторы, обусловливающие потребность определённой части российского общества, прежде всего, молодёжи, в приобщении к мистическим идеям [4, с. 298]. Как предполагает О. С. Жарова, архетипические структуры «являются той самой универсалией», которая может играть существенную роль в объяснении проблемы «другого сознания», т. е. в проблеме понимания субъективной реальности другого человека. [8, с. 93]. Это, в свою очередь, может быть использовано для учёта особенностей менталитета представителей различных социальных общностей, а также при выработке индивидуального подхода в формировании экологического сознания..
Укоренённость мифов в бессознательном, на уровне которого они детерминируют представления о мире людей даже в наиболее передовых обществах постсовременной информационной эпохи, является важным фактором обращения к ним для формирования у данных субъектов позитивных социальных установок и моделей поведения, в т. ч. Экологически ориентированных, посредством медиакультуры.. При этом последнюю сближает с неизбежно и закономерно используемым ею мифом то, что и тот, и другая выступают в качестве посредников между человеком и универсумом, служат коммуникативными системами, посредством которых осуществляется конструирование реальности – как «внешней», вплоть до вселенских масштабов, приводимой таким образом в определённый порядок (космизируемой), так и самого человека, адаптируемого тем самым к окружающему миру, согласуемого с ним как микрокосм с макрокосмом [9, с. 141–142]. В этом смысле некоторые актуальные для ныне существующих обществ мифы, а по большей части – комплексы мифов, и развивающиеся на их основе варианты медиакультуры, вероятно, могут быть охарактеризованы как своеобразные антропокосмические матрицы, определяющие ту или иную картину мира. При этом весьма острой является проблема негативного аспекта медиакультуры, сопряжённого для незападных обществ с порождающей комплекс культурной неполноценности вестернизацией – культурной интервенцией, и проявляющаяся в Меркантилизации (культ денег, телесности, утилитарности), Сексуализации (как ослабление духовно-нравственного потенциала нации через развращение), Демонизации (навязывание потусторонних бесовских сил как позитивных, темная духовность), Танатизации (представление о смерти как одной из предпочитаемых стратегий жизни) [11, с. 99]. Данные проявления, особенно связанные так или иначе с культурной интервенцией, во многом основаны на искусственных технологических мифах – псевдомифах [9, с. 132]. Интересной в связи с этим кажется мысль, что «информация, лишенная материального носителя (числа, цвета, объема и пр.), облачающаяся символически в сознании индивида, может определяться как некий креационизм, спиритуалисти ческий акт, создающий образ из ничего» [5, с. 21].
Именно с псевдомифами связана тенденция формирования тех социокультурных моделей общественного бытия, предостережение о возможности появления которых содержит целый ряд антиутопий новейшего времени – моделей, тяготеющих к технократизму, консьюмеризму, омассовлению, отчуждению, обезличиванию и синтетичности как искуственности, т. е. утрате аутентичности как в отношении духовно-исторического наследия, так и в отношении естественной среды жизнедеятельности и развития того или иного народа.
Представляется, что для противодействия этой, с одной стороны, дегуманизирующей, а с другой – антиэкологичной тенденции в содержании постсовременной медиакультуры необходимо увеличивать долю образов, произведений, сюжетов и мотивов, несущих в основе своей национальные мифы, образующие, согласно Г. Лебону, «душу народа» и опирающиеся на архетипы, обеспечивающие энергетическую подпитку всякого подлинного мифа. В силу того, что архетипы формировались в начале истории всякого народа [9, с. 132], когда он во взаимодействии с естественной средой той территории, которая явилась его родиной, определял важнейшие особенности присущего ему традиционного уклада и формировал основы своего менталитета, для развития и совершенствования национального и регионального экологического сознания населения в условиях постсовременности видится особенно значимой популяризация через посредство медиакультуры тех мифов, которые выражают наиболее характерные данному народу и в то же время устремлённые к идеалу антропокосмической гармонии архетипические модели отношений человека и окружающей среды.
Библиографический список
Уважаемые авторы! Кроме избранных статей в разделе "Избранные публикации" Вы можете ознакомиться с полным архивом публикаций в формате PDF за предыдущие годы.