Д. Г. Кукарников, Кандидат философских наук, доцент,
Воронежский государственный университет,
г. Воронеж, Россия
С. И. Сулимов, Кандидат философских наук, доцент,
Воронежский государственный университет,
г. Воронеж, Россия
В начале XXI в. западный мир столкнулся с набирающей масштабы агрессией мира исламского. Среди проявлений этой агрессии и терроризм, и экстремистские движения мусульман-эмигрантов в странах Западной Европы, и антиамериканская пропаганда в Internet. При этом знакомство Запада с Востоком состоялось много столетий назад, а тесное политическое и экономическое взаимодействие длится последние полтора века. До недавних пор западные аналитики были склонны воспринимать угрозу, исходящую от коммунизма, в разы серьёзнее, чем исламский экстремизм, существовавший в те годы только в незначительных масштабах. В наши дни положение дел резко изменилось: как показала практика, европейцы оказались уязвимы для воинствующих исламистов как за пределами Европы (ноябрьский теракт в Бамако), так и у себя дома (парижские теракты ноября 2015 г., рождественские беспорядки в Кёльне). И восточный агрессор, расплывчато именуемый «международным терроризмом», судя по всему, не собирается останавливаться. Причём, такого ожесточения антизападная борьба не имела даже во время деколонизации или крестовых походов. Что же случилось с исламом в ХХ в.? Что сделало его знаменем или даже вдохновителем интернационального экстремистского движения?
Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо определиться с терминами. Под Западом мы вслед за американским исследователем С. Хантингтоном понимаем евро-американскую цивилизацию: «Исторически западная цивилизация является европейской цивилизацией. В современную эру западная цивилизация стала евро-американской, или североамериканской, цивилизацией. Европу, Америку и Северную Атлантику можно найти на карте, а Запад – нельзя» [10, с. 57]. То есть под западными странами мы подразумеваем Западную Европу и Северную Америку, но не Россию. Говоря об исламе, мы имеем в виду ислам суннитского толка, потому что большинство мусульман мира принадлежат именно к нему (шиизм является государственной религией только в Иране, а хариджизм имеет ограниченную популярность лишь в Северной Африке). Под экстремизмом мы понимаем приверженность в политике к крайним суждениям и методам их реализации, то есть экстремист не только ставит перед собой радикальные цели, но и готов предпринимать для их осуществления любые действия. Также в данной работе будет часто употребляться термин «исламизм». Под ним мы понимаем политическое движение, стремящееся к созданию государства, охватывающего весь дар аль-ислам, в котором роль конституции будет играть шариат.
В Новое время исламский мир охватывал, кроме Ближнего Востока и Индонезии, Северную Африку, северную Индию (ныне Пакистан), а также некоторые районы «чёрной» Африки (северная Нигерия, Мали, Сомали). На протяжении тысячелетия при политическом разнообразии суннитский мир был объединён под духовной властью халифа. На заре ислама халифы имели и светскую власть над «правоверными», но ещё в средние века лишились её, уступив политическое господство эмирам и султанам. Однако авторитет багдадского, а затем каирского халифа в религиозных вопросах считалась непререкаемой. С 1517 г. титул халифа носил османский султан, не придавая ему особого значения, но зорко следя за чистотой ортодоксального суннитского ислама. Ещё в начале ХХ в. мусульманские богословы северной Индии обращались к нему в своих спорах как к третейскому судье. Любые течения в исламе, не одобряемые халифом и его помощниками-улемами, автоматически считались еретическими. Светские правители мусульманских стран оказывали халифу почтение, тем более что он даже номинально не претендовал на светскую власть [9, с. 144]. Так обстояли дела в традиционном исламском мире или, как называют его сами мусульмане, дар аль-ислам.
К началу ХХ в. дар аль-ислам получил двойной удар со стороны Запада. Во-первых, это была европейская колонизация, уничтожившая большинство традиционных султанатов и эмиратов или же превратив их правителей в марионеток. Во-вторых, официальный исламский клир и традиционно уважаемые в Магрибе духовные ордена согласились сотрудничать с колонизаторами. По мнению французского исследователя Ж. Кепеля [5, с. 51] и иранско-американского автора Ф. Мохаддама [6, с. 97], именно этот факт оттолкнул от ортодоксии мусульманское простонародье. В 1924 г., после поражения Османской империи в первой мировой войне, халифат на территории Турецкой республики был упразднён, последний халиф выслан из страны, и так исламский мир оказался духовно обезглавленным. В процессе деколонизации светская власть во многих мусульманских странах перешла к вестернизированной элите, имеющей западное или советское образование, и выбирающей политический курс между либерализмом и социализмом. Казалось, что исламский мир скоро перестанет быть исламским и станет подобием Латинской Америки или Тропической Африки. Однако этого не произошло и не произойдёт. Дело в том, что принадлежность к исламской общине заменяет мусульманам национальную идентификацию. По этому критерию они даже создают государства (например, Пакистан, географически и этнически представляющий собой одну из частей Индии), в то время как западный мир предоставляет право на самоопределение всё-таки нациям, а не религиозным конфессиям.
В освободившемся от колониальной зависимости дар аль-ислам культурная идентификация подвергалась сильной трансформации. Можно сказать, что во второй половине ХХ в. произошло стремительное становление неоисламского мира, потому что это было не возрождение классического мусульманского духовно-политического порядка. Но это и не отказ от своей оригинальной культуры в пользу европейской идентичности. Пытавшиеся модернизировать арабские страны светские диктаторы 1960–70-х гг., по меткому выражению Ф. Мохаддама, создавали «хорошую западную копию» [6, с. 59]. Ещё до того, как «копия» окончательно оформилась, светские режимы успели дискредитировать себя поражением в арабо-израильской войне (Шестидневная война) и расцветом коррупции. Партии арабских националистов типа «БААС» (Ирак, Сирия) стремительно начали терять популярность. В наши дни у власти остаётся только один арабский националистический лидер – президент Сирии Б. Асад.
Кто же перехватил у светских националистов инициативу? Реализовался самый прискорбный сценарий из возможных: в 1980–90-е гг. на исламском востоке набрало силу давно существовавшее в тех краях сектантство. Рассуждая о конгломерате сект, ливийский баасистский лидер М. Каддафи характеризовал их так: «Деятельность всех этих группировок имеет целью искоренение арабского национализма, установление над регионом израильского или персидского господства, она враждебная прогрессивной социальной тенденции, будучи направленной на её подмену мнимо исламской тенденцией в соответствии с секретной договоренностью, достигнутой с американским ЦРУ и Моссадом, и, естественно, на подмену ислама исламизмом» [4, с. 183]. Возможно, договорённость с разведками действительно имеет место быть, но зародились еретические течения, ныне задающие тон в дар аль-ислам и мусульманских общинах Европы, задолго до возникновения ЦРУ и Моссада. Среди многочисленных радикальных исламистских течений наибольший вес имеют ваххабизм и ахмадийя, а также производные от них многочисленные экстремистские, в том числе и не брезгующие терроризмом, организации.
Ваххабизм возник в Аравии в середине XVIII в. Его основатель, учёный богослов Мухаммед ибн Абд аль-Ваххаб, был сторонником «очищения» ислама от любых нововведений и возвращения к вероисповеданию времён пророка Мухаммеда. Но поскольку нововведения, признанные советом богословов, имеют в исламе официальный статус, то получилось, что аль-Ваххаб предложил упразднить существенные детали культа (молитву за умерших, ношение нательных амулетов и т. д.). Османский халиф после консультации с улемами признал «пуританского» проповедника еретиком, а в ответ тот объявил всех, несогласных с его учением, отступниками. Поддерживавшие реформатора бедуины совершали набеги на посёлки мусульман-ортодоксов, оскверняли места культа (в том числе и Мекку) и жестоко расправлялись со всеми несогласными [1, с. 172]. Масштабные операции османских и египетских войск привели к разгрому ваххабитов на полях сражений и их уходу в подполье. Движение не было уничтожено, но исповедующие его шейхи предпочитали не развязывать новых вооруженных конфликтов, хотя и вели агитацию за пределами Аравии. В частности, их агенты организовали постоянную общину в северной Индии, и некоторые адепты движения даже принимали участие в Сипайском восстании (1857–1859 гг.). В Пенджабе ваххабизм прочно укоренился под названием деобандского ислама (деобандизма), потому что штаб-квартира движения находилась в городке Деобанд.
В ХХ в. положение ваххабитов существенно изменилось. Во-первых, не стало халифа, который мог бы разъяснить мусульманам разницу между ересью и ортодоксией. Из опасных протестантов, возмутителей спокойствия ваххабиты превратились в одно из течений, ничем не лучше и не хуже других. Во-вторых, на Аравийском полуострове была обнаружена нефть, что позволило ваххабитскому государству (Саудовской Аравии) сначала возникнуть, а затем и разбогатеть. Современные ваххабиты, возглавляемые династией Саудитов, не заинтересованы в каких-либо потрясениях, вредящих нефтяному бизнесу, но сама доктрина их движения требует борьбы с ортодоксами во всём дар аль-ислам. Поэтому ваххабиты стали спонсорами и вдохновителями таких экстремистских политических группировок как «Братья-мусульмане» (Египет) и «Джамаат-и-Ислами» (Пакистан). Сотрудничавшие с этими организациями мыслители Саид Кутб и Абуль-Ала Маудуди в своих произведениях создали идеал теократической республики как образец исламского государства (по терминологии С. Кутба – «система взаимных консультаций»). По словам А.-А. Маудуди любое светское государство – разновидность идолопоклонства, потому что в мире только Аллах является носителем суверенитета.
Данная идеология вдохновила на вооруженную борьбу, включая терроризм, множество исламистских движений и организаций. Среди них легендарная Аль-Каида и её магрибинские филиалы, «Стоящие на страже» (Алжир), «Защитники веры» (Мали), «Ложный запрет» (Нигерия), «Союз исламских судов» и его боевое крыло «Юность» (Сомали), «исламское государство Ирака и Леванта» и это далеко не полный перечень подобных группировок [9, с. 13]. «Крестниками» ваххабитов являются и афганские талибы, в большинстве своём выпускники деобандских медресе в Пакистане, с 1980-х гг. прямо спонсируемых ваххабитами.
Но ваххабитское движение – только одно из слагаемых неоисламского мира, потому что оно популярно, в основном, в арабских странах. Тем более что ваххабизм зародился именно в Аравии и аль-Ваххаб не предполагал его распространения в инородческие регионы. Так, важным постулатом учения реформатора было «арабы равны [только] арабам», то есть ни турки-османы, ни индийцы, ни берберы не рассматривались как потенциальная паства. Между тем террористическая активность исламистов в последние годы особенно возросла в «чёрной» Африке, в Нигерии и Мали. Здесь ислам был известен давно, но синкретически смешался с местными верованиями. Советский исследователь А. М. Васильев пишет: «Ислам (как и христианство) не смог полностью подчинить себе традиционные социально-культурные организмы африканских стран, как и сферу собственно религиозной практики» [3, с. 5]. С исламской догматикой здесь соседствуют культ предков, вера в амулеты и заговоры, поклонение духам и т.д. Считающие идолопоклонством даже культ святых, ваххабиты не смогли бы получить здесь популярность (хотя с 1930-х гг. в Мали существует их община). Зато местным мусульманам очень пришлось по душе еретическое учение из северной Индии под названием Ахмадийя. Принесённое в эти края индийскими рабочими-контрактниками в первой половине ХХ в., это учение быстро обросло многочисленными местными адептами. Например, в северной Нигерии с 1980-х гг. действовала экстремистская организация «Майтацина», в наши дни влившаяся в «Ложный запрет». Но Ахмадийя – это не «пуританство», а, наоборот, синкретическое движение. Его основатель, Гулям Ахмад, живший на рубеже XIX-XX вв., пытался объединить буддизм, ислам и индуизм. Так, он признавал учение о переселении душ, называл себя пророком Мухаммедом в реинкарнации и одновременно аватарой индуистского божества Вишну [7, с. 44]. На этом основании Гулям Ахмад сам себя произвёл в халифы и получил за это от настоящего халифа закономерное обвинение в ереси. Но как только институт халифата исчез, ахмадийцы превратились из изгоев исламского мира в таких же полноправных мусульман, как, например, шииты. Если в Индии и Пакистане они сторонятся противоправных действий, то в Нигерии и Мали редкие беспорядки обходятся без их участия. Синкретическая природа их движения выглядит притягательно для «чёрных» мусульман, вера которых тоже проникнута эклектикой.
Так выглядит идейный main-stream современного исламского мира, который по праву можно считать неоисламским. «Пуритане»-ваххабиты и мессианцы из Ахмадийи ведут многомиллионные массы мусульман на конфронтацию с ортодоксией и, тем более, с западным миром. Эта проблема тем более актуальна, что в наши дни исламский мир перешагнул свои политические границы и расплескался иммигрантскими общинами по всей Западной Европе. Выходцы из Северной Африки и Леванта воспринимают Европу как новую родину и активно создают религиозно-политические организации самых разных типов. Среди иммигрантских организаций действуют как сугубо культовые общества (Большая парижская мечеть и Французский Совет мусульманского культа), так и экстремистские группировки (Союз мусульман Франции) [2, с. 30]. Как показали недавние теракты и предшествовавшие им массовые беспорядки, исламистское влияние в иммигрантской среде очень сильно.
Возникает вопрос: почему ортодоксальный мусульманский клир допускает разгул сектантства в таких традиционно исламских странах как Египет или Алжир? Проблема в том, что ортодоксальный ислам с момента упразднения халифата обезглавлен. Если ваххабиты и ахмадийцы позиционируют себя как интернациональные, панисламистские движения, то духовенство Алжира представляет только алжирских мусульман-ортодоксов. Выше было сказано, что национальные и политические границы не играют в исламском мире большой роли, а ортодоксальный клир ограничен именно ими. Даже существующие в наши дни такие транснациональные мусульманские организации как Европейский Совет по фетвам ограничены тем или иным регионом и имеют мало реального влияния на многочисленную паству. Тем более что полвека господства светских диктаторов значительно ослабили влияние ортодоксии. Ни Гамаль Насер, ни Хафез Асад, ни Муаммар Каддафи не позволяли клиру вмешиваться в политику, и теперь он не может противостоять политизированному, поддерживаемому нефтяными финансами сектантству.
Как может быть решена проблема усиления угрожающего миру исламистского сектантства? Думается, военные средства в этом вопросе занимают самое последнее место. Обеспокоенные дерзостью террористов западные державы должны объединить усилия с мусульманами-ортодоксами и помочь им восстановить духовное единство суннитов. Это могут быть выборы нового халифа или учреждение какого-то нового, более демократичного панисламистского института.
Библиографический список
Уважаемые авторы! Кроме избранных статей в разделе "Избранные публикации" Вы можете ознакомиться с полным архивом публикаций в формате PDF за предыдущие годы.