Каталог статей из сборников научных конференций и научных журналов- Рублевка как текст современной культуры

А. И. Костяев   Кандидат философских наук,

Московский Губернский колледж искусств,

г. Химки, Московская область, Россия

Одной из фундаментальных задач философии культуры является не просто изучение смысла, но и определение того, в каком плане это изучение должно проводиться, с тем, чтобы различать культурно-философский подход к смыслу от других возможных подходов. Культура как текст имеет непосредственное отношение к смыслу, но в рамках своей строго ограниченной области и на собственной основе. Поэтому проблема состоит не в том, насколько можно исключить смыслообразование из исследования текста культуры, а, наоборот, в том, можно ли включать в нее смыслы – на законном основании. Подход к изучению культуры как текста, по нашему мнению, нельзя отождествлять с попытками «открыть» сущность смысла.

Философии культуры необходимо описывать структуры смысла, взятые в разных контекстах, а не выяснять, чем является смысл. Общие вопросы, связанные с природой смысла, должны быть объектом семиотики – общей науки о знаках и языках. Описание структуры языка городской культуры с помощью членения и различия, объединения в более крупные единицы – тексты – представляет собой область, «пограничную» с философией культуры. Описание языка городской культуры служит цели раскрытия его реальной структуры, той структуры, в которой он предстает перед носителем языка, перед человеком.

Анализируя текст городской культуры, следовательно, необходимо стремиться расчленить его таким образом, чтобы единицы языка совпадали с элементами, используемыми в процессе коммуникации. Сама структура смысла направлена на формирование в сознании целостного образа места. Иначе: смысловая структура рассчитана на активную внутреннюю работу субъекта. Смысл места объективно существует не как нечто наличное, но как тенденция; он не дан заранее, а осуществляется. Там, где нет средств выделения смысла, возможны всякого рода субъективные построения. Только наличие четко выверенных правил установления смысла может предохранить от субъективизма. Преимущество структурализации смысла места заключается в том, что с его помощью удается раскрыть связи внутри языка культуры, неуловимые при традиционном анализе.

В отечественной культуре известны такие образы-символы как: Невский проспект, (текст XIX века), Тверская улица, старый Арбат (тексты XX века). В постсоветской культуре появился образ элитарного Кутузовского проспекта. Ленинградское шоссе (Ленинградка) относится к символам выражающим социальные противоречия современной России. Ещё один из узнаваемых образов-символов – это Рублёвка. Исторически Рублёвка – есть дорога паломничество царей в подмосковный монастырь Новый Иерусалим. Существуют местные мифы и легенды о нечисти, обитающей в этих местах. Рублёвское шоссе возникло в начале XX века. Названо по подмосковному посёлку Рублёво, к которому ведёт. Этот посёлок возник в районе одноимённого села в 1903 году в связи с сооружением водопроводной станции.

Элитной Рублёвка стала в 80-е годы прошлого века. Особняки рублевской элиты и жизнь их владельцев часто обсуждается в СМИ. Здесь можно встретить английский газон, площадки для гольфа. Окружённые высоким забором, строения доступны для осмотра с борта вертолёта. Историографы Рублёвки: К. Собчак, О. Робски. В прозе появилось описание «Рублёвская девушка». Она ухожена, любит драгоценности. Умело распоряжается прислугой. Образ-символ  Рублёвки – контрастен. Рядом с особняками находятся скромные дома коренных жителей.  «Бомжи с рублёвки» стали персонажами популярного шоу на ТНТ. Рублёвские олигархи устраивают домашние зоопарки с экзотическими животными, выписывают дворецких из Англии. Ассоциативно-смысловые связи с Рублёвкой: рубль (богатство), рублёвская колбаса (сытость вместо свободы).

Текст Рублёвки принадлежит к числу «сверхнасыщенной» реальности. На иной глубине реальность выступает пространственно: генезис текста заключается в мифе о создании «места» (Рублёвки). Мифологема при этом выполняет роль подтекста. Основные признаки структуры Рублёвки: прямизну – кривизну – ломанность линий; открытость – закрытость; прерывность – непрерывность в передвижении.

К способам кодирования текста Рублёвки относятся внутреннее состояние человека, природные характеристики, фамилии, имена горожан, предания и т. д. При большой закрытости пригородного пространства человек не обращает внимания на небо. В «панорамной» позиции небо огромно, а обычно невысокие дома кажутся еще ниже. То есть существует, «вертикальная» линия Рублёвки.

Возможна пред-анаграмматическая стадия разыгрывания звуковой темы Рублёвки. Название Рублёвки во многих описаниях оказывается «рассеяно» (в отдельных созвучиях) среди контекста, обычно слабо организованного. «Надписи» на предметах, на поверхности представляют средство самовыражения горожанина – случайного и наивного. Изменчивость пространства Рублёвки, его «неоконченность» чреваты неожиданностями, что предопределяет реакцию субъекта на них как страх. И язык, передает эту связь как пространство и страх, страсть. Распространенность городского пространства не отрицает уплотненности в некоторых абсолютных центрах.

Сжатое до предела, пространство как бы взрывается и дает начало быстрому, во все стороны распространению критической массы. Далее всего «ушедшая» от центра часть пространства – сторона. Она уже не участвует в увеличении пространства.

Сторона отчуждает, отстраняет Особый интерес представляют смысловые параллели: узкое-ужасное, сторона-странное. При исследовании текста Рублёвки необходимо выходить за его хронологические рамки. Возникает формула «Рублёвка – новый Эдем». Что касается дотекстов, то они включают в себя описание Рублёвки в первые годы существования, хронику шоссе. Текст Рублёвки «закрыт» в том отношении, что есть: тексты-имитации; тексты с более или менее случайными «прорывами» в проблематику Рублёвки.

«Открытость» текста Рублёвки зависит от присущей этому тексту задачи осмысления, которая в течение длительного времени должна определять его содержание. Иначе: с необходимостью обозначается произведение (фрагмент), входящее в текст Рублёвки именно как «городское». Специфика такого текста задает жанровое единство различных текстов. В мифопоэтическом тексте Рублёвки все эквивалентные (повторяющиеся) мотивы расположены в вертикальной колонке (сверху-вниз), а мотивы, образующие синтагмическую цепь, – в ряд (слева-направо).

«Чтение» по ряду есть рассказывание текста Рублёвки, а «чтение» по колонке - его понимание. Ключевые слова (лестница, дверь, порог, стена) теряют свою силу прямого названия; они становятся, скорее, точками пересечения, вещественной реализацией универсальной геометрии «Я-в-пригороде», преломляясь в пространстве существования и умножаясь в памяти. К словарю периферии, окружающей центр пригорода-шоссе, относятся различные обозначения толпы. Основными видами движения толпы, являются: собираться, рассыпаться, растекаться. Эти характеристики отчетливо противопоставлены четким ритуальным построениям.

Когда человек «захвачен» местом, его мысль особым образом ритмизируется, она становится неотделимой от пространства существования. Он «мыслит место», чтобы описать переживания - почти синхронно, причем движения мысли передают ритм Рублёвки. Следовательно, шоссе «впускает» в себя человека и описывает себя «сам».

«Рублёвское» выступает как способ соотнесения мысли с некоторым образцом-началом. Соединение тем «Рублёвка» – «история» – «успех» – «человек» должно подтвердить универсальность конструкции базовых смыслов. «Рублёвское», таким образом, есть особая, общая тема для любого европейского текста, точнее – текста о пригороде-шоссе.

Текст Рублёвки выводится из подсознания, с дальнейшей трансформацией. Формирование такого текста обеспечивается за счет множества приписываемых ему смыслов. Выбор для использования определенного смысла при интерпретации текста зависит от выбора единиц текста. Пригород-шоссе не может быть просто объектом «перед» человеком. Рублёвка есть форма и содержание жизни, и в этом качестве является основанием культуры. Рублёвка как «живое тело» всегда ориентирована на цель; данная интенция определяет духовный горизонт того, что вначале кажется простым «наполнением» места. Предикаты Рублёвки – «быть единым» и «быть моим» – определяют его и отсылают к образам, представляющим Я.

В визуальном коде «Рублёвское» представляет собой определенную иерархию смыслов: близость к Москве (оппозиция смыслов «отъезд – возвращение»); расположенные как знак престижа; место, отвоеванное у природы (оппозиция смыслов «прошлое-настоящее»); место встречи и переговоров (оппозиция смыслов «выгода-ущерб»).

«Рублёвское» именно через комплекс переживаний необходимо для развития собственных мыслей. Чтобы текст Рублёвки стал реальностью, в нем необходимо наличие признаков: глубокой и действенной структуры смыслов, по своей природе сакральной; сложившейся традиции описания; топографических, пейзажно-ландшафтных деталей, «задерживающих» внимание.

Единство текста Рублёвки не в последнюю очередь обеспечивается единым городским «словарем». Этот «словарь» задает языковую и предметно-качественную парадигму тексту Рублёвки. Смысл текста пригорода-шоссе, должен превышать эмпирически- возможное. Загородная жизнь индуцирует соответствующие ритмы в субъекте восприятия, а возникающее чувство «беспредельного» отсылает Я - к началу, переживанию его смысла. Тем более, что человеку на Рублёвке противостоят «тяжелая масса» (избыточная вещность) и «грубоощущаемая правильность».

Библиографический список

1.    Лотман Ю.М. Текст в тексте // Труды по знаковым системам, 13. – Тарту 1981. – С. 3-18.

Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. – М.: Прогресс-Культура, 1995. – 624 с.