Каталог статей из сборников научных конференций и научных журналов- Другой как проблема онтологической коммуникации: Э. Левинас vs Ж. Бодрийяр

М. В. Витушко Студент,

Уральский федеральный университет

имени первого Президента России Б. Н. Ельцина,

Уральский гуманитарный институт,

г. Екатеринбург, Россия

В своей работе «Время и другой» Эммануэль Левинас говорит об онтологическом понимании не только бытия субъекта, но понимания общности в целом. Для него выявление экзистенциальных структур бытия лежит вне антропологического статуса формирования субъектов взаимодействия. Антропологизм, по его убеждению, приводит к тому, что в рамках взаимодействия нет никакого усвоения субъекта субъектом, которое в свою очередь приводит к тому, что «другое исчезает» [2, с. 25]. Но что остаётся? В трактовке Левинаса выступает ещё и Событие. Оно необходимо просто потому, что в нём становится возможным гипостазис: онтологическая структура, в которой  «…существующий сочетается со своим актом-существования» [2, с. 29]. Через Событие Левинас пытается осмыслить экзистенциалы человеческого бытия: для него принципиально важно то, каким образом одиночество, заброшенность и оставленность образуют поле существования. Это во многом и есть характеристика гипостазиса, так как именно в нём есть отсылка к полаганию связи со своим актом-существования. Гипостазис вбирает в себя все элементы экзистенциального порядка, которые способны так или иначе прояснить позицию наличия Другого; обосновать концепт его левинасовкого «имеется» [2, с. 32]. Он пытается обозначить и начертить это поле возможности существования Другого через появление «существующего» поскольку само такое появление «…есть конституирование в акте существования» [2, с. 37-38]. Для Левинаса принципиальным является феномен «Я» в этом конституировании, так как благодаря ему становится возможным способ существования Другого; это есть схваченность акта-существования. Таким образом обнаруживается эффект оборачивания акта-существования посредством существующего. В данном случае Левинас концептуализирует связь настоящего с конституированием самого бытия, где Другой вклинивается в пространство гипостазиса, в котором обнаруживается необходимый сегмент конструирования коммуникации – «свобода как начало» [2, с. 40]. Автору важно подчеркнуть, что это и есть некое исхождение; такая точка, благодаря которой существование приобретает статус «нечто» и  «чего-то» (курсив мой – М. В.). При этом стоит заметить, что конечным определением  формы актуализации исхождения служит по Левинасу субъект. Время как настоящее «теперь» даёт субъекту связь, при помощи которой происходит онтологическое завязывание самого субъекта с Другим. Опираясь на опыт Бланшо, Левинас заявляет, что «…это связь с прикованным к тебе двойником» [2, с. 44]. В этом заключается материальная занятость собой, потому что существует конструкция онто-порядка «быть вместе» [2, с. 44].

Отчасти такое представление разрушается постмодернистскими нападками Бодрийяра, утверждающего следующее: «Секрет Другого состоит в том, что мне не предоставляется возможность быть самим собой, и я существую лишь благодаря фатальному  отклонению того, что приходит извне» [1, с. 242]. Бодрийяр настаивает на том, что субъект, взаимодействующий с Другим по определению находится в подавленности; он полагает, что «…Другой не есть то, с чем мы сталкиваемся по собственной воле» [1, с. 242].  Все усилия должны быть направлены на поиски пути Другого, что полностью отстраняет субъекта от осознавания собственного пути, от размышлений о самом себе и веры в себя. Философ даёт понять, что жизнь, таким образом «…являет игру Другого, становится непостижимой для самой себя» [1, с. 244]. Он утверждает, что в этом кроется проблема воли: она становится для самой себя тайной. Коммуникация здесь имеет понятие отдаленности: Другой понимается как отсутствие сближения с одновременным перенятием его судьбы. Такая отдаленность позволяет окружить субъекту Другого, примкнуть к нему  для стирания его следов и собственной тени. Однако Бодрийяр в выстроенной им симулятивной коммуникации отрицает наличие общения вообще, когда у Левинаса в гипостазисе событие конструируется при тотальном сближении субъекта и Другого. По Бодрийяру Другой есть именно такой модус существования, каким делает его субъект; это и показывает ситуацию необходимой отдаленности, которая проясняет то, что Другой «…это тот, за кем вы идете, и тот, кто идет за вами» [1, с. 236]. Автор указывает на то, что следование субъекта за Другим и наоборот априори означает, что тот, кто Другого сопровождает, является носителем его судьбы. Здесь вообще разрушается всякая этика, так как по бодрийяровскому убеждению предназначением каждого является уничтожение Другого. Само разрушение обусловлено отличием и чужеродностью Другого, невозможностью его дешифровать, неспособностью раскрыть все его секреты форм и своеобразия существования.

Бодрийяр, рассуждая о возможности существования Другого, озадачен разрешением вопроса его доказательства. Он приходит к тому, что этим доказательством может являться встреча. Но полем такого существования будет являться отрицание вообще какой-либо встречи, потому что существование Другого возможно толь из-за того, что субъект тайно за ним следует; в этом наблюдается этическая взаимность нежелания знать друг друга. Следование, таким образом, единственный способ не встретиться с Другим. С другой стороны мыслитель не может избавиться от того, что проблема Другого – это проблема гостеприимства в фатальном пространстве коммуникации. «Другой – это гость» [1, с. 209], который несет в себе различия и чуждые извне элементы. Таков мир предопределенности Другого, где все идет извне. Поэтому «…быть самим собой лишено всякого смысла, ибо все исходит от Другого» [1, с. 210]. Сам Бодрийяр встал перед тотальной неразрешимостью: полагая, что уничтожение Другого является необходимым следствием утверждения субъекта, он обнаруживает в то же самое время, что само это уничтожение невозможно из-за того, что оно влечет за собой разрушение метафоры Другого и Другого как метафоры. В этом заключается высшая форма насилия которая радикализирует экзистенциальный дискурс. Бодрийяр в своем критицизме в отношении правомерности существования этической платформы взаимодействия пришел к безвыходности слияния субъекта и Другого: для него истинное знание заключается в том, что «…это знание того, что мы никогда не поймем в Другом того, что, существуя в этом Другом вынуждает его перестать быть самим собой» [1, с. 218]. Другой уже неотделим от субъекта, его невозможно отстранить, утвердить в его идентичности и различии. Автор понимает, что перед нами стоит необходимость признания могущества Другого – могущества антипода (курсив мой – М. В.). Поэтому понятие гостеприимства как некоего экзистенциально-этического отдаления оборачивается коммуникативным и дискурсивным вирусом: такое положение вещей возможно просто потому что Другой, как полагает французский мыслитель «…это микроб в своей радикальной нечеловечности, тот, о котором мы не знаем ничего и который не имеет с нами даже никаких различий» [1, с. 240]. Нужно усомниться радикально в отношении своих желаний для того, чтобы гипотеза существования Другого стала возможной. Другой в этом случае не иллюзия, а тайна, которая детерминирует жизнь субъекта таким образом, что она принимает явные бытийные срезы экзистентного проявления. Тайна в таком случае закономерно может быть приравнена символической смерти, носителем которой по праву является Другой, потому что мертвенность имеет здесь свойство ограниченности субъекта. Самим автором точно на этот счет подмечено следующим образом: «Другой – это то, что позволяет мне не повторяться до бесконечности» [1, с. 257]. Бодрийяр провозглашает невольно идею лишенности спасения и пребывания человека в структуре формирования друговости, восходящей к принципу этического признания сообщаемости «Субъект-Другой» (курсив мой – М. В.).

Библиографический список

1. Жан Бодрийяр. Прозрачность зла – 5-е изд. – М.: «Добросвет», «Издательство „ КДУ‟», 2014. – 260 с.
2. Левинас Э. Время и другой. Гуманизм другого человека / Эммануэль Левинас; пер. с фр. А.В. Париб-ка. - СПб.: ВРФШ, 1998. – 265 с.