Каталог статей из сборников научных конференций и научных журналов- Литературоведческие и языковые особенности репрезентации темы безумия войны в рассказе Л. Н. Андреева «Красный смех»

А. А. Чертко Магистрант,

Белорусский государственный педагогический университет

имени М. Танка,

г. Минск, Беларусь

XX век для человечества (и России, в частности) стал одним из самых трагических временных отрезков в истории. Это объясняется социально-политическими событиями и катастрофами: мировыми войнами, общественными катаклизмами, установлением режима тоталитаризма во многих странах социалистического лагеря. Литература и искусство стали полем изображения и осмысления происходящего. Писатели стремились отыскать причины обесценивания человеческой жизни, размышляли о дальнейшем существовании людей, прошедших испытание войной, изучали деформации человеческого сознания и особенности нового мироощущения.

          Одна из тем, ставшая объектом научного познания в ХХ веке – тема безумия. Феномен безумия «можно назвать полидискурсивным. Он концептуализируется и используется разными культурами, становится объектом исследования в многочисленных научных дисциплинах: литературоведении, лингвистике, философии, психологии» [3, с. 318]. 

Так, в рассказе Л. Андреева «Красный смех» (1904) безумие становится метафорой ужаса войны и насилия. Безумие в произведении воплощено не только в описании клинических проявлений сумасшествия, вызванного эмоциональными потрясениями и страданиями, но и в поведении людей, которые разжигают войны. Автор создает образ абстрактной войны, однако понятно, что «Красный смех» – это отклик на Русско-японскую войну, оказавшую большое влияние на внутреннее состояние прозаика. Для Л. Андреева война – это нарушение не просто общественно-политического порядка, но и основ человеческого бытия, разрушение самой жизни.

Для репрезентации феномена безумия автор использует «лексические микроструктуры ключевых высказываний в тексте» [2, с. 101]. Уже первые слова рассказа («...безумие и ужас» [1]) показывают читателю, что хаос смерти и страха заполнил все художественное пространство. Таким способом Л. Андреев формирует представление об основных понятиях произведения, задает ведущую тему. Сочетание «...безумие и ужас» стоит в «сильной текстовой позиции» [2, с. 102] – в начале текста, от остального повествования отделяется абзацем. Не случайно эта фраза встречается и в начале третьего отрывка, усиливая эмоциональную характеристику создаваемых событий. Отметим особенности невербального выражения дисгармонии в рассказе Л. Андреева: текст делится на отрывки, что символизирует отсутствие целостности, законченности, ставит под сомнение наличие единой логичной (разумной) структуры произведения.

Синтаксической особенностью становится использование автором предложений, начинающихся и заканчивающихся многоточиями, что создает ощущение недосказанности, обрывистости мысли. В вышеупомянутом выражении «…безумие и ужас» не хватает субъекта действия, который бы определялся этим состоянием. Этот эллипсис восстанавливается в процессе чтения: контекстуально подлежащим, «производителем» состояния безумия и ужаса становится война. Война – третье ключевое слово рассказа, война – это безумие и ужас. Обозначенные лексические единицы встречаются в тексте в различных формулировках: Отрывистый и ломаный звук метался, и прыгал, и бежал куда-то в строну от других – одинокий, дрожащий от ужаса, безумный [1]. Художественный прием использования основополагающих ключевых выражений позволил Л. Андрееву аккумулировать смысл рассказа в нескольких словах, сосредоточить внимание читателя на ведущих образах, создать атмосферу безумия.

Красный смех – символ кровавой земли, кровавой войны, кровавого заката и, как кажется, всего мира, наполнившегося чувством войны и безумия: Теперь я понял, что было во всех этих изуродованных, разорванных, странных телах. Это был красный смех. Он в небе, он в солнце, и скоро он разольется по всей земле, этот красный смех! [1]. Красный цвет становится своеобразным лейтмотивом данного произведения и может соотноситься с цветом крови: в первой части рассказа главный герой не раз отмечает его в описании окружающих людей и природы: […] лицо его было окрашено в тот же красный призрачный цвет крови, превратившейся в воздух и свет [1]; […] как будто стонал красный воздух, как будто стонали земля и небо… [1]. У героев произведения нет имен. Этот факт можно интерпретировать с разных точек зрения: с одной стороны, отсутствие номинации может усиливать эффект абстрактности происходящего, что показывает ответственность всего человечества за разрушительные последствия войны; с другой – человек на войне, даже если он напрямую не участвует в военных действиях, перестает ощущать внутреннее «я», становится частью кровавого целого, его мысли связаны лишь с ужасами войны, безумие становится доминантой коллективного сознания.

В произведении можно выделить две категории безумцев. Первая категория – это люди психически здоровые, но ненормальные с точки зрения вековых неоспоримых правил жизни. В таком изображении Л. Андреев использует маскарадную традицию, когда человек теряет свою истинную сущность и превращается в управляемую куклу. Такими можно назвать солдат, являющимися марионетками в руках власти, убивающих по принуждению. Солдаты с потерей внутреннего «я» теряют и свое прошлое, привычный уклад жизни.

Война, по Л. Андрееву, возвращает человека к первобытному состоянию и первобытным ценностям, вызывает процесс деградации. Автор придает некоторым персонажам зооморфные очертания, показывая их инстинктивное поведение. Потенциальных солдат в 13 отрывке писатель изображает как столпотворение безумцев: Их вели на войну, и они шли, повинуясь штыкам, такие же невинные и тупые, как волы, ведомые на бойню [1]; апогеем данного перевоплощения становится описание солдата вражеской стороны: Он был раздет почти догола, избит, исцарапан и голоден, как животное; он весь зарос волосами, как заросли и мы все, и был похож на дикаря, на первобытного человека, на обезьяну. Он размахивал руками, кривлялся, пел и кричал и лез драться [1]. Л. Андреев использует широкий спектр художественных средств и сравнений для изображения отстраненности человека от себя, герои выходят за грань нормального: Мертвые, те лежали спокойно, а мы двигались, делали свое дело, говорили и даже смеялись, и были – как лунатики [1]; […] все показались ему похожими на пьяных… [1].

Война делает из людей убийц не только вражеских войск, но и самих себя. Этой идеей автор акцентирует мысль о деструктивном, разрушительном влиянии насилия на весь мир. Художественное воплощение такое видение войны обретает в символическом изображении уничтожения братских войск друг другом: Что-то произошло, что-то затемнило взоры, и два полка одной армии, стоя в версте один против другого, целый час взаимно истребляли друг друга, в полной уверенности, что имеют дело с неприятелем [1].

Вторая категория безумцев – душевнобольные люди, которые не смогли выдержать всей бессмысленности и абсурдности войны. С развитием действия текст наполняется все большим их количеством, к концу событий это явление становится массовым. В первой части рассказа Л. Андреев изображает встречу героя с врачом, который грезит о том, чтобы весь мир стал сумасшедшим домом. Доктор – первый человек, разделяющий с главным героем понимание образа красного смеха. Можно сделать вывод, что данный образ есть индикатор сумасшествия, поскольку очевидно, что врач пребывает в состоянии психической болезни: Он уже кричал, этот сумасшедший доктор… [1]. Однако сумасшествие не становится признаком нравственной деградации, скорее, наоборот: после рефлексии войны человек нравственный не может оставаться психически здоровым; болезнь в данном случае – признак чуткости, закономерный финал «настоящего» человека.

Конец произведения – метафора катаклизма, когда весь мир погрузится в хаос и заполнится красным смехом, трупами, смерть станет единственной жительницей и хозяйкой: […] и скоро правильные ряды бледно-розовых мертвых тел заполнили все комнаты [1]; […] за окном в багровом и неподвижном свете стоял сам Красный смех [1]. Красный смех впервые в произведении пишется с прописной буквы. Можно предположить, что в час полного безумия и победы войны над человечеством он персонализируется и облекается в физическую составляющую.

Таким образом, глубокие переживания и предостережения, связанные с безумием войны, отразились в рассказе Л. Андреева, где клиническое и нравственное безумие тесно переплетены между собой. Главной мыслью автора становится идея пацифизма. Для усиления читательского восприятия на уровне лексики писатель использует ключевые высказывания, на уровне синтаксиса – многоточия, на поэтическом уровне – деление рассказа на отрывки. Страдания, боль, смерть и бессмысленность войны воплощаются в собирательном образе красного смеха. Автор показывает, что любое насилие приводит не только к физическому уничтожению друг друга, но и личностной деградации.

Библиографический список

1. Андреев, Л. Н. Красный смех [Электронный ресурс] / Л. Н. Андреев // Интернет-библиотека Алексея Комарова. – Режим доступа: https://ilibrary.ru/text/1646/p.1/index.html. – Дата доступа: 29.10.2021.
2. Кузнецова, Е. И. Языковые средства репрезентации художественных концептов в рассказах Л. Н. Андреева / Е. И. Кузнецова // Научная мысль Кавказа. – 2008. – № 3 (55). – С. 100–104.
3. Чертко, А. А. Трансформация фольклорного образа дурака в сказке Ю. Мамлеева «Ерема-дурак и Смерть» : литературоведческий и лингвистический аспекты / А. А. Чертко // Язык и межкультурные коммуникации : сборник научных статей / Белорус. гос. пед. ун-т им. Максима Танка ; редкол. В. Д. Старичёнок [и др.]; отв. ред. В. Д. Старичёнок. – Минск : БГПУ, 2021. – С. 317–322.