Каталог статей из сборников научных конференций и научных журналов- Нарратив в репрезентации иноязычного текста

Л. Н. Полунина, кандидат педагогических наук, доцент,

Е. А. Вишнякова, кандидат филологических наук, доцент,

Т. В. Дроздова, кандидат филологических наук, доцент,

Тульский государственный педагогический

университет им. Л.Н. Толстого,

г. Тула, Россия

Для обоснования механизма понимания иноязычных текстов современная лингвистика обращается к когнитивным исследовательским методам, в частности, к теории рецепции, которая трактует восприятие и понимание как процесс коммуникации читателя с текстом, где читателю отводится активная роль интерпретатора, опирающегося на сложный комплекс собственных знаний, представлений и личного опыта («горизонт ожиданий», в терминах Х. Р. Яусса [3]).

Однако понимание иноязычного текста осуществляется в специфических условиях межязыковых и межкультурных различий, характерных для поля порождения текста и поля его восприятия. П. Бурдье подчеркивал, что большинство текстов, как правило, распространяются и функционируют вне того контекста, в котором они создавались, в то время как реципиенты интерпретируют их согласно структуре, нормам и концептам родного языка. Таким образом, смыслы иноязычных текстов и их функции в равной степени определяются законами поля порождения и поля восприятия. При этом процесс переноса текста из одного поля в другое может сопровождаться некорректной репрезентацией информации, ее непреднамеренным манипулированием: «Различия между историческими традициями столь велики – как в интеллектуальном поле, так и в социальном поле в целом, - что интерпретация иноязычного текста в категориях восприятия и оценки, усвоенных в национальном поле, может создать надуманные оппозиции между похожими вещами и ложные сходства между кардинально отличающимися друг от друга» [2].

Трехкомпонентная модель восприятия и понимания иноязычного текста кроме собственно рецепции включает в себя метакогнитивную деятельность читателя и комплекс знаний, которыми он обладает [4]. Метакогниция определяет постановку целей, планирование процесса чтения, отслеживание его соответствия заданным целям и, при необходимости, коррекцию предпринимаемых действий. Ядром модели является иерархическая система восприятия и переработки информации, восходящая от базовых когнитивных операций распознавания иностранного слова, идентификации его смысла, анализа семантических и синтаксических связей и определения пропозиционального значения высказывания до более сложных мыслительных действий, связанных с инференцией, развитием пропозиции, созданием ментальной модели, репрезентацией текста и выходом на интертекстуальный уровень понимания содержания. Этот процесс, регулируемый метакогнитивными установками, опирается в свою очередь на комплексное использование знаний, которые позволяют реализовать последовательность указанных операций на первом уровне (лингвистические знания) и обеспечивают основу для следующего уровня понимания (знания, соотносимые с содержанием текста, тематические знания, знания в целом).

Именно более высокий уровень рецепции предполагает конструирование читателем инференциальных смыслов, при котором «вербальная, образная и ассоциативная репрезентация текста, поддержанная знаниями, опытом и контекстом, порождает и/или углубляет индивидуальную интерпретацию воспринятой информации, включая собственно понимание прочитанного» [5]. На этапе репрезентации текста, с нашей точки зрения, происходит рекомпозиция коммуникативного акта, в котором читатель переходит от роли реципиента к роли нарратора и, в определенном смысле, вторичного автора текста. Поскольку нарратив представляет собой «форму дискурса, через которую мы реконструируем и репрезентируем прошлый опыт для себя и для других» [6], он позволяет рассказчику упорядочить и концептуализировать смыслы исходного текста.

Вербализация нарратива интегрирует два аспекта репрезентации – персональный и социально детерминированный. С одной стороны, рассказчик воспроизводит прочитанный текст «своими словами», и, фактически, излагает свою собственную историю, отражающую его субъективное восприятие и наполненную индивидуальными смыслами, в том числе, выходящими за пределы интенций автора первичного текста. С другой, он выводит нарратив в пространство взаимодействия с другими читателями или слушателями, подвергая свое понимание своеобразной «проверке на прочность», которая реализуется через обсуждение, столкновение мнений и отстаивание собственной точки зрения. По словам М. Бахтина, «перед нами два события – событие, о котором рассказано в произведении, и событие самого рассказывания (в этом последнем мы и сами участвуем как слушатели-читатели); … они неразрывно объединены в едином, но сложном событии, которое мы можем обозначить как произведение в его событийной полноте, включая сюда и его внешнюю материальную данность, и его текст, и изображенный в нем мир, и автора-творца, и слушателя-читателя» [1].

Нарратив, таким образом, выступает в качестве способа репрезентации иноязычного текста, обеспечивающего не только глубокое понимание его смыслов, но и их индивидуальную интерпретацию.

Библиографический список

1.  Бахтин М. М. Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике // Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. – М. : Худ. лит., 1975. – С. 234–407.

2.  Bourdieu P. The social conditions of the International Circulation of Ideas // Bourdieu P. A Critical Reader. – Oxford : Blackwell, 1999.

3.  Jauss H. R., Benzinger E. Literary History as a Challenge to Literary Theory // New Literary History. – 1970, 2 (1). Рр. 7–37.

4.  Khalifa H., Weir C. Examining Reading. – Cambridge : UCLES/Cambridge University Press, 2009.

5.  Ruddell R. B., Unrau N. J. Reading as a meaning construction process: The reader, the text, and the teacher // Ruddell R. et al (Eds.) Theoretical Models and Processes of Reading. – Newark, DE: International Reading Association, 1994. Рp. 996–1056.

Schiffrin D. In Other Words: Variation in Reference and Narrative. – Cambridge University Press, 2006.